Antworten, Rückmeldungen. Von Elena Klassen.

Телефон зазвонил неожиданно.  Незнакомец представился:
–   Мы с Вами, Ирене, познакомились на сайте «Одноклассники».  Я помогаю Вам в составлении Вашей родословной. Но, может быть, я выбрал неудачное время для разговора?
–   Ну, что Вы! У меня для Вас всегда найдётся время.
–   Ирене, Вы спросили меня по электронной почте, откуда я родом и что знаю о меннонитах как о религиозном течении? Я решил ответить Вам по телефону, так как в нескольких словах на эти вопросы не ответишь.
Так начался наш разговор на расстоянии в несколько сотен километров.  Как выяснилось, мой новый знакомый проживает с семьёй в Германии с 1994-го года. Днём он занят на работе, а любимое занятие в свободное время – это изучение истории предков, меннонитов по вероисповеданию. Как раз в этом и пересеклись наши интересы.
Он родился, как и его мама, в Сибири, а его бабушка с маминой стороны – в   Оренбуржье. Его отец родом из Донецкой области на Украине, а все другие предки родились в Хортице и Молочной и их дочерних колониях на территории Екатеринославской и Таврической губерний юга России или, ранее, в Германии, Западной Пруссии, Польше, Голландии, Австрии, Швейцарии.
Это явилось второй точкой соприкосновения наших интересов.
Отец моего собеседника умер в 37 лет. Судьба оказалась к нему жестокой. Не пожив, не вырастив детей, не узнав, как сложится их судьба, он ушёл в мир своих прародителей, оставив детям искорку своего сердца. И она разгорелась. Его сын заинтересовался судьбой родителей и узнал о них много, а также, что они, их родители, деды и прадеды во многих поколениях были по их вероисповеданию меннонитами. Он нашёл необходимые сведения о своих предках и составил свою родословную на основе множества документов и источников. Увлёкся изучением материалов о людях, объединённых одним религиозным течением. Он восхищён ими – сильными, волевыми, умными, трудолюбивыми. Мой новый знакомый не остановился на этом, он начал помогать и другим отыскивать их исторические корни.
Родословной моего отца я интересуюсь давно. Воспоминания детства вели меня по жизни в поисках его следов. Написала очерки «Незапрограммированная родословная» и «Немного о прошлом», задумала написать книгу о братьях и сестре отца, проживавших много лет, вплоть до переезда в Германию, в Оренбургской области. Именно туда привели и моего нового знакомого следы предков.
На моё предложение помочь мне, он ответил согласием, а я, в свою очередь, выслала ему имеющиеся у меня данные о моей родне. Забегая вперёд, скажу: «И – он помог, прислав мне сведения о моих предках более чем за 200 лет!».
А во время описываемого мною сейчас нашего первого разговора была проложена тропинка к поиску следов моих предков. Кое-что, из услышанного в тот день, мне было известно и раньше, но некоторые моменты требовали разъяснения.
На мои вопросы собеседник сразу находил ответы, которые в свою очередь пробуждали во мне природой заложенное любопытство. Словами: «Мне кажется, мы все между собой родня, – он разжигал во мне желание немедленно углубиться в прошлое. – И наши с Вами корни могут соприкоснуться в одном из поколений. Ведь тогда, как и сейчас, создавались новые семейства, рождались дети, а у наших предков их было много».
«Да, да, – подтвердила я его слова. – Так в семье моего деда, Исаака Исааковича Креккер, который был из семьи меннонитов, было девять детей, двое умерли малолетними, но остальные выжили и вернулись в Германию, в места предполагаемого проживания их предков».
– С какого момента можно вести отсчёт возникновения этого религиозного течения? – спросила я моего нового знакомого.
– На этот вопрос есть точный ответ, – ответил он мне. – На анабаптистском конгрессе в 1536-ом году был принят манифест о неприятии насильственных методов преобразования мира. Выразителем таких воззрений стал голландский католический священник Симонс Менно, с уважением относившийся к реформам Мартина Лютера.

–   Во-первых, чтобы освободить сыновей от воинской повинности, вновь введённой прусским королём, так как меннониты придерживались по вере заповеди – не брать в руки оружие и не занимать государственных постов, а, во-вторых, им понадобились новые земли, – ответил он, ни на минуту не задумываясь. – Ведь семейства разрастались, а земля по наследству у меннонитов передавалась одному из сыновей. Многие мужчины, не получившие в наследство земельные наделы, становились ремесленниками. Позже они и их взрослые сыновья уезжали в другие места в поисках работы. За пару веков, когда меннониты, в основном из Голландии, и их потомки селились в прибрежных районах Балтийского моря и поймах рек в Польше и Западной Пруссии, их количество сильно увеличилось.
Прошло ещё почти столетие. Светские школы, конфессионные смешанные браки, да и не только это, разрушали устои меннонитских общин. Нужно было принимать кардинальные решения.
Всё было не так-то просто в те времена. И нужно хорошо знать историю, чтобы ответить на вопрос: Почему не только меннониты, но и немцы всех конфессий начали перебираться на редко заселённые земли юга России, на побережье Чёрного и Азовского морей, да и на Волгу, в районы сегодняшних Саратовской и Самарской областей? Ведь именно в то время Россия столкнулась с проблемой освоения земель, завоёванных у Османской империи. Тогда появились один за другим два манифеста Екатерины Второй. Первый, обращённый к немцам, а второй – ко всем иностранцам, с приглашением их в Россию. Во втором, выпущенном в июле 1763-го года, переселенцам были гарантированы конкретные льготы, в частности, касающиеся вероисповедания в соответствии с религиозными законами и традициями. Кроме того, там был пункт, оказавшийся решающим для меннонитов: «Никто из прибывших в Россию не принуждается к несению государственной или военной службы». Прибывшие на новые земли освобождались на 30 лет от налогов. Для более поздних переселенцев-колонистов земля поступала в их вечное распоряжение с правом передачи по наследству. Кроме того в манифест Екатерины Второй было включено положение, в соответствии с которым колонисты подчиняются непосредственно короне империи и, как свободные граждане, могут в любой момент покинуть Россию.
– Теперь я понимаю, – перебила я его, – почему мои предки-меннониты из Западной Пруссии покинули обжитые места и отправились в дорогу. Вероятно, через Данциг они шли в Екатеринославскую губернию на юг России, в нынешнюю Днепропетровскую область в Украине. Ведь здесь, на речке Хортице, была образована первая меннонитская колония.
–   Да, Ирене, но... – услышала я тут же его возражение. – Ваш прадед Исаак Исаакович Креккер с семьёй числится в списках колонии Молочная, располагавшейся на реке с одноимённым названием в Таврической губернии на юге России. Позже эта колония стала центром жизни меннонитов большого региона на Чёрном и Азовском морях.  А в конце девятнадцатого века меннониты тронулись дальше, вглубь России. Там они образовали колонию Новая Самара в Самарской губернии (сегодня эти сёла относятся к Оренбургской области) и заселили земли Оренбуржья во многих сёлах колонии Деевка в Переволоцком районе.
–   Стоп, – остановила я моего собеседника.  – Именно там поселился мой дед Исаак Исаакович с семьёй. Не могу понять, почему всем главам семей в трёх поколениях было дано имя Исаак?
–   Ничего тут странного нет, – ответил он сразу. – Имена первоначально давались по Библии, и первые три сына получали в основном имена в честь отца и двух дедов, а первые три дочери – в честь двух бабушек и матери...
–   Понятно, а я всё пытаюсь разобраться в национальности предков моего отца.
Я почувствовала даже через пространство, как мой собеседник улыбнулся моему наивному вопросу.
–   Ирене, о какой национальности Вы говорите? Кто вносил её тогда в паспорта? Да и паспорта тогда не у всех были, а на западе и тогда, и сегодня знают понятие гражданство, а не национальность ... Некоторые из наших предков называли себя голландцами, так как из поколения в поколение передавалось, что предки приехали из Голландии. К германской группе относятся языки в Германии, Голландии, Австрии, Швейцарии, Лихтенштейне, и на каком бы диалекте там не говорили, все они относятся к немецкой группе языков.
–   Да, отец говорил, что их язык, который он впитал в себя с молоком матери, был диалект «платтдойч», похожий на голландский.
Я вспомнила, как несколько раз к нам в Сибирь, в гости, приезжали родственники отца из немецких посёлков Кутерля и Луговск Оренбургской области. Когда они общались между собой, я не понимала ни слова. Когда же мать с отцом разговаривали на немецком, я прекрасно понимала их речь. Прошли годы, прежде чем мне стало известно, что мама – швабка из немецкого посёлка Катариненфельд, расположенного на Кавказе в Грузии, и что она не понимала папин диалект, поэтому они разговаривали между собой на литературном немецком, который изучали в школах своих немецких посёлков.
Мой собеседник тоже рассказал о том, что впитал в себя сначала от родителей и бабушки диалект «платтдойч», а уже потом, в школе, учил литературный немецкий и, как сейчас ему известно, этот диалект «платтдойч» был распространён вдоль побережья Северного и Балтийского морей от Голландии до Кёнигсберга до того, как ввели сегодняшний обобщённый немецкий язык, так как надо было как-то объединить более двухсот разных диалектов, существовавших раньше.
Так мы в разговоре от воспоминаний переходили к настоящему, затем снова погружались в историю. Благодаря моему собеседнику я, наконец, уяснила, что меннонитство, как религиозное течение, прошло в своём развитии несколько стадий.
В конце разговора он как бы подытожил:
–   Мы с Вами, Ирене, люди из одного прошлого, из одной страны.
А я добавила:
–   Из одного детства и юности. У нас похожие мысли, мы пользуемся одинаковой лексикой, у нас общие интересы.
 –   Но – главное, – как эхом отозвался он. – Мы любили своих отцов, матерей и уважаем своих прародителей.
И мой новый знакомый, несомненно, прав. Я любила своего отца, как никогда никого больше не любила. Мы с ним имели родственные души. Он понимал меня, читал мысли на расстоянии, давал ненавязчиво советы, помогал понимать взаимоотношения между людьми, учил выживать в любой ситуации. Когда мой отец в 54-летнем возрасте ушёл из жизни, мир для меня рухнул. Сегодня я пытаюсь восстановить историю рода отца, следы которого имеются в документах, справках из архивов, в немногочисленных записях очевидцев событий. Из нашего разговора с моим новым знакомым я поняла, что мы, потомки меннонитов, объединив наши усилия, добьёмся лучших результатов.
Разговор с ним продолжался полтора часа. Нам было о чём рассказать друг другу, о чём спросить, что вспомнить, над чем посмеяться, о чём погрустить.  В тот день я, наконец, поняла, что нельзя откладывать на потом то, что нужно сделать сегодня. И это для меня – главный итог нашего разговора.
Поздно вечером мой младший сын-программист, придя с работы домой, уже скачивал для меня программу, предложенную моим знакомым, с помощью которой можно будет легче систематизировать сведения о своих исторических корнях. В какой-то момент сын, подняв на меня глаза, сказал, как выдохнул:
–   Потомки...  Это ведь я пока последний, кто должен продолжить наш род?
Эти слова сына убедили меня в том, что я нахожусь на правильном пути, решив посвятить своё свободное время изучению родословной. Оказалось, что программа, найденная в интернете, – на немецком языке, и что теперь уже для моего сына, не умеющего читать на русском, нет никаких препятствий для изучения исторических корней.
Вот так и продолжаются личные исследования родословной, и не только мои, но и моих соотечественников. И когда-нибудь наши пути в поисках следов предков пересекутся, соприкоснутся. И если не наши, то наших детей и внуков.
Пути господни неисповедимы, причудливы и совершенны. И они выведут нас к истине.

Ирене Крекер,
Германия